Москва — не Берлин: Постер Москвы Михаила Булгакова
Стильный интерьерный декор с характером, вдохновленный атмосферой коммунального абсурда. Для любителей Булгакова и ироничных интеллектуалов, влюбленных в Москву со всеми ее парадоксами.
«…И в десять с четвертью вечера в коридоре трижды пропел петух. Петух — ничего особенного. Ведь жил же у Павловны полгода поросенок в комнате. Вообще Москва не Берлин, это раз, а во-вторых, человека, живущего полтора года в коридоре No 50, не удивишь ничем. Случай был экстраординарный, как хотите, и лишь поэтому он кончился для меня благополучно. Квартхоз не говорил мне, что я, если мне не нравится эта квартира, могу подыскать себе особняк. Павловна не говорила, что я жгу лампочку до пяти часов, занимаясь „неизвестно какими делами“, и что я вообще совершенно напрасно затесался туда, где проживает она. Шурку она имеет право бить, потому это ее Шурка. И пусть я заведу себе „своих Шурок“ и ем их с кашей. — „Я, Павловна, если вы еще раз ударите Шурку по голове, подам на вас в суд и вы будете сидеть год за истязание ребенка“, — помогало плохо. Павловна грозилась, что она подаст „заявку“ в правление, чтобы меня выселили: „Ежели кому не нравится, пусть идет туда, где образованные“. Словом, на сей раз ничего не было. В гробовом молчании разошлись все обитатели самой знаменитой квартиры в Москве». Михаил Булгаков «Самогонное озеро» (1923)
Булгаков знал Москву слишком хорошо, чтобы не ощущать её остро. Его знаменитая цитата «Москва — не Берлин» отсылает нас к странной и в то же время до боли знакомой абсурдности советского быта. Полное иронии, усталости, но одновременно любви к Москве, это высказывание великого писателя и спустя сто лет не теряет своей актуальности.
Та самая «нехорошая квартира»
Михаил Булгаков приехал в Москву осенью 1921 г. «без денег, без вещей, чтоб остаться в ней навсегда». Комната его сестры Надежды Булгаковой — Земской как раз и располагалась в огромной коммунальной квартире № 50 на Большой Садовой улице, в доме № 10. Помимо Михаила Булгаков с женой Татьяной Лаппа, в ней жили еще 16 человек, включая знаменитую Аннушку.
Именно этой фразой «Москва — не Берлин» в 1923 году писатель опишет собственный опыт жизни в этой квартире № 50 на Большой Садовой в рассказе «Самогонное озеро». Эта же квартира позже станет той самой «нехорошей квартирой» из «Мастера и Маргариты», где Булгаков поселит Воланда со всей его свитой.
В письме сестре Надежде за 1921 г. также сохранилось шутливое стихотворение о новом месте жительства, в котором лишь отчасти отражен советский коммунальный быт большой квартиры:
На Большой Садовой
Стоит дом здоровый.
Живет в доме наш брат
Организованный пролетариат.
И я затерялся между пролетариатом
Как какой-нибудь, извините за выражение, атом.
Жаль, некоторых удобств нет
Например — испорчен ватерклозет.
С умывальником тоже беда:
Днем он сухой, а ночью из него на пол
течет вода.
Питаемся понемножку:
Сахарин и картошка.
Свет электрический — странной марки:
То потухнет, а то опять ни с того
ни с сего разгорится ярко.
Теперь, впрочем, уже несколько дней
горит подряд,
И пролетариат очень рад.
За левой стеной женский голос
выводит: «бедная чайка…»
А за правой играют на балалайке.
Хотя Булгаков и испытывал чувство некоторого стыда за свои жилищные условия, вплоть до 1924 года писатель не имел возможности изменить свое местожительство. Зачастую, он воздерживался от приглашения друзей и знакомых в свою квартиру: «Вообразите, входит Ильчин и видит диван, а обшивка распорота и торчит пружина, на лампочке над столом абажур сделан из газеты, и кошка ходит, а из кухни доносится ругань Аннушки».
На общей кухне непрерывно потрескивали примусы, а вдоль коридора с вечно густым дымом висело мокрое белье. Из комнат всей квартиры разливались пьяные возгласы, оставляя в памяти Булгакова гнетущее ощущение. Однако именно в этих стенах Булгаков создал такие знаменитые произведения, как роман «Белая гвардия», рассказы «Дьяволиада» и «Роковые яйца», а также множество очерков и фельетонов. В 2007 году в мемориальной квартире утвердили первый музей М. А. Булгакова в России.
Почему «Москва — не Берлин»?
Фраза Михаила Булгакова «Москва — не Берлин» на первый взгляд может показаться просто географическим уточнением. Но за этой формулировкой скрывается куда больше: сравнение двух типов реальности.
Булгаков действительно бывал в Берлине в начале 1920-х. Это было время, когда в Берлине сформировалась крупная волна русской эмиграции. Город оставался буржуазным, структурированным, с упорядоченным бытом, активной культурной жизнью и ощущением европейской свободы, пусть и на фоне политической нестабильности.
Москва же Булгакова — это коммунальные квартиры, быт с дефицитом, напряжённость повседневной жизни, слом привычного уклада. Здесь всё ближе, теснее, громче — и гораздо более непредсказуемо. Это сложный, шумный, настоящий город, где личное и общественное переплетены на каждом шагу.
Булгаков проживал Москву «на грани» . Это одновременно тяжело, но и мощно. Москва для Булгакова — не комфортная, но до предела глубокая. Писатель ценил саму природу московской жизни, полной противоречий и внутренней силы.
Москва не рациональна, не удобна как Берлин — но она живая. В ней есть страсть, глубина и особая энергия, которую Булгаков чувствовал на уровне тела и слова.
При этом у писателя действительно была возможность эмигрировать в тот же самый Берлин — и особенно в 1920-е, когда поток эмигрантов из России был мощным. После гражданской войны многие писатели, учёные и артисты уехали. Булгаков находился в крайне тяжёлом материальном положении, не имел стабильной работы, его произведения запрещались. Тем не менее, он сознательно решил остаться в Москве. В 1930 году он даже написал письмо Сталину, где просил либо разрешить ему работать в театре, либо отпустить за границу. Сталин ответил, устроив его в МХАТ.
И Булгаков остался. Он не уехал, даже когда мог. Его решение — не из наивности, а из глубокой связи с русской культурой и языком, с Москвой, несмотря на цензуру, давление и личную боль. Москва не отпускала Булгакова. Именно она стала его городом.
Шрифт с советским темпераментом
Для этого постера мы выбрали шрифт «Дурик» — неслучайно. Его линии вдохновлены уличным леттерингом позднесоветской Москвы: самодельными вывесками, объявлениями на стекле, наивной типографикой газетных заголовков и табличек ЖЭКа.
Этот визуальный код идеально передаёт интонацию рассказа «Самогонное озеро», в котором Булгаков сдержанно, но беспощадно описывает быт московской коммуналки начала 1920-х. Там, где лампочка висит на газете, примус шипит, а стены слышат всё.
Шрифт «Дурик» — немного неуклюжий, чуть кривоватый, но честный и живой. В нём — ритм улиц, обрывки разговоров в коридоре и резкий свет неонов над киоском. Именно такой шрифт нужен, чтобы визуально передать дух этой цитаты: «Москва — не Берлин».
Он не старается быть «гладким». Он — настоящий. Как и Булгаков.
Постер с иронией и интеллектом
Этот постер — не просто внешний декор, он о внутреннем состоянии. Для любителей Булгакова, для ироничных интеллектуалов, влюбленных в Москву со всеми ее парадоксами.
